Пленный обмяк. Минут десять гарантированной тишины у меня есть, а с учетом хлипкого сложения теха – до получаса включительно. Впрочем, уж чего-чего, а тишины здесь в ближайшие полчаса не будет. Не надейтесь и даже мечтать не смейте.
Я стащил тело на пол отсека, протиснулся в башню – все было в полной боевой, оба контейнера – с бронебойными и разрывными – полностью уложены, осталось только заправить концы лент в приемник пушки. Это я и проделал. Сама пушка застопорена в нулевом положении, ствол у нее при этом для удобства заряжания приподнят чуть вверх – что меня вполне устраивало, потому как ничьих голов я сносить не собирался. Разве что фигурально выражаясь.
Самым сложным было выпихнуть обмякшего щтатника из отсека. Он, казалось, цеплялся всем за все сразу, а пихать его в узком отсеке и так было не очень с руки… Короче, я плюнул, выскочил наружу – остальные техи так и продолжали копошиться возле дальнего гробовика – и одним рывком выкинул его на бетон, после чего забрался обратно и наглухо задраил люк.
Йес, как говорит Кейт. Теперь меня отсюда без гранаты не выковыряешь. Да что там без гранаты – без танка!
Кресло водителя оказалось неожиданно мягким и удобным. Приятная, знаете ли, неожиданность. Ну что стоит нашим конструкторам поставить на «Ежа» что-нибудь подобное? Плюнуть и растереть. Так нет же. Вот посадить бы господина Тимофеева Р. С. седалищем в придуманную им зубоврачебную табуретку да устроить ему бросок по сильно пересеченной местности минут на четыреста – посмотрел бы я, как он потом ходил бы, а главное – как бы он потом садился.
А вот господа лимонники предусмотрели. Это и многое другое. В частности, позаботились и о том, чтобы электроспуск пушки был выведен и на штурвал водителя. Мало ли что в бою случится, а огонь машина должна вести.
Еще секунд тридцать я пялился на пульт, виденный до этого только на учебных плакатах, старательно воскрешая в памяти сухие, четкие фразы инструктора. Вздохнул напоследок и щелкнул тумблером.
Зашуршал движок. Именно зашуршал, я не смог подобрать иное определение для этого звука, плавно переходящего, по мере нарастания оборотов, в ровный гул. Многотопливный дизель фирмы «Роллс-Ройс» – что может быть лучше? Если вам скажут, что может, – не верьте. Танковый – да, танковый лучше у нас, а для броневика…
Я осторожно качнул штурвал вперед, и послушная машина, лязгнув гусеницами, сорвалась с места.
Йо-хо-хо, господа янкесы. Кадриль начинается!
«Эрроу» разгоняется быстро. Десять… пятнадцать миль в час… Стрелка спидометра лихорадочно плясала перед глазами. Двадцать… В первый грузовик мы врубились на двадцати двух.
Если бы у меня было время поразмышлять, я бы позавидовал танкистам – они такое испытывают чаще. Нет, не сумасшедший толчок, едва не приложивший меня об пульт, а пьянящее чувство власти над мощной машиной, которая, кажется, сама нашептывает тебе сквозь рев мотора: «Дави-ить!»
И мы давили. Мы били, толкали, таранили, расшвыривали эти несчастные грузовики – пся крев, да мы на них плясали. Если там осталась хоть одна неискореженная груда металла – значит, я ее просто в азарте не заметил.
Вырвался я оттуда только после того, как в люке начало явственно припахивать бензином из разбитых баков. Два десятка грузовиков, наверняка заправленных под завязку, – это вам, господа, не рыбий жир на блюдечке. Если полыхнет… А я уж позабочусь, чтобы полыхнуло обязательно.
Но сначала… Я сдал назад и, крутанувшись, остановился в сотне метров перед боксами. Техники оттуда, естественно, уже повыскакивали и сейчас, поразевав пасти, наблюдали за взбесившимся броневиком. Вот и отлично, вот и стойте так, ребята, главное, на линию огня не лезьте! Мне Щербаков что наказывал – без лишних жертв.
Теперь быстро, быстро… Я перебрался в кресло командира, переключил рычажок на «бронебойные» и плавно навел риски прицела на тупую морду первого броневика. Чуть помедлил, сам не знаю зачем, и надавил гашетку.
Очередь прозвучала неожиданно громко. Да и снопы огня, вырвавшиеся из рассекателя «эрликона», впечатляли. От броневика только клочья полетели. Так-то, господа. 20-миллиметровый бронебойный – это вам не какие-нибудь хухры-мухры, Он, между прочим, 35 миллиметров стандартной английской брони прошивает. А у вас ее сколько?
Следующий броневик от очереди осел и начал окутываться дымом.
В этот момент опомнившиеся наконец техи сыпанули прочь, и я смог спокойно, уже не опасаясь кого-нибудь задеть, вытянуть вдоль оставшихся «гробов» хорошей, длинной, в полукладки трассой. После чего развернул башню и прошил напоследок свалку на месте бывших грузовиков, тоже не коротко, снарядами двадцатью. Щедро? А мне для вас, господа, не жалко!
И только сейчас над базой разнесся заунывный вой сирены.
Совсем охамели эти штатники. У них больше минуты форменная война идет, а они только сейчас тревогу объявляют. Наши их на Аляске уже застали один раз в сортире… со спущенными штанами. Да, видно, не пошла наука впрок.
Я пронесся мимо бывших грузовиков – там уже что-то начинало разгораться, хотя пока слабо, – вырулил примерно на середину плаца. Из казарм справа и слева горохом сыпали полураздетые комитетчики, большинство с оружием. Спали они с ним в обнимку, что ли? Стрелять пока, правда, кроме меня, еще никто не начинал. Ничего, господа, сейчас начнете! Поводов я вам предоставлю сколько угодно.
«Эрроу» лихо вырулил на середину плаца и уж было начал разворачиваться, когда в глаза мне ударил ослепительный свет, а прямо перед броневиком вздыбились такие знакомые фонтанчики земли.