Из Америки – с любовью - Страница 48

К оглавлению

48

Прежде всего разберемся, что у нас в спаскомплекте. Если его техники на аэродроме не разбомбили.

Пистолет на месте. «Воеводин», калибр 7,62, и так далее. От медведя не отобьешься, от американцев тоже, но душу греет. Патрон в ствол и за шиворот.

Маячок спутниковый. Лежит себе и зеленым глазом помигивает. Молодец, зеленый, сигналь дальше, да погромче. «Ау! Здесь я! Спасайте меня кто может! Пропадает бедный лейтенант Российских ВВС в аляскинских снегах. Холодно мне тут и голодно».

Ага, а вот и еда. Новый какой-то пакетик, весь из себя интересный. Что ж наше любимое командование бедным летчикам приготовило? Ну-ка, ножиком его… Ух ты, шоколад. И галеты. А это… матерь божья, коньяк. Шустовский. Ура! Да здравствует государь император, их высокопревосходительство командующий ВВС и наше родное интендантство!

Значит, голодная смерть мне не грозит. И холодная, пожалуй, тоже. А раз маяк работает, остается только соорудить себе из парашюта небольшую личную берлогу и ждать, пока меня наконец спасут.

Жалко все-таки «Призрака». Больно хорошая была машина. И сгорела, по совести говоря, по моей вине. Увлекся стрельбой, поздно ловушки поставил. А ракеты, как выяснилось, они и у американцев иногда не дуры. Но все равно, вышли двое против девяти и разошлись один против двух – это, я считаю, совсем неплохо. И, кстати, четверо из этих семерых – мои. Сколько там у меня коньяку? Как раз сто грамм. За моих и за Лехиных. За первый бой. Он сегодня у многих первый. А для многих заодно и последний.

Интересно, как там высадка развивается? Полсуток прошло, эффект внезапности пропал, если он вообще был, а похоже, был, но только не по нашей вине. Проглядеть такую армию вторжения – это, господа, надо суметь. И янки сумели.

Правда, наши олухи тоже хороши. Поднялась ведь откуда-то эта девятка «Иглов». А аэродромы должны были задавить не то что в первые часы – в первые минуты вторжения. Проглядели, выходит. А что еще проглядели?

Впрочем, штатникам это не сильно поможет. Девятка «Иглов» здесь, пара танков там – это все мелочи, господа. По большому счету, вы в глубокой-преглубокой заднице. Авиации у вас уже, считайте, нет, связь подавлена, дороги десантами перехвачены. Войск у вас тут много, да вот только войска эти нынче как циклоп без глаза, а заодно – и без головы.

Ладно, буду надеяться, что меня все же спасут прежде, чем война закончится.

А вот и вертолет. Точнее, вертолеты. Быстро, однако. И часу не прошло.

Два пятнистых «Ирбиса» огневой поддержки прошли над опушкой. Третий – многоцелевой «Си-29» – завис и плавно опустился в поднятую им же снежную пургу. Прежде чем лопасти перестали вращаться, из недр снежного вихря выскочили трое.

– Капитан Щербаков, – отрекомендовался передний, закидывая «сударев» за спину. – Рота глубинной разведки. Северный полк. Я так понимаю, мы за вами?

Штаб Виленского военного округа под городом Вильно,
22 сентября 1979 года, суббота.
Анджей Заброцкий

Здание штаба округа не выглядело особенно примечательным – так, небольшой серый старинный особняк, притаившийся в глубине парка. Парк, правда, обнесен добротным бетонным забором, но это вовсе не редкость для подобных особняков. Разве что в воротах стоит армейский часовой, а не обычный привратник. Я пристроился метрах в ста от ворот, заглушил мотор и только собрался вылезать из машины, как рядом, словно чертик из табакерки, появился подтянутый фельдфебель с повязкой «Дежурный».

– Запрещено.

– Что запрещено? – не понял я.

– Запрещено оставлять машину, – пояснил фельдфебель. – Отгоните.

Я пожал плечами и вернулся за руль.

– А где можно оставлять?

– Вон там. – Фельдфебель показал на противоположный конец улицы. – Стоянка для гражданских машин. Платная.

Щербаков поморщился.

– Понятно. – Я завел мотор и покатил прочь. – Делать им больше нечего.

– Делает он как раз все правильно, – возразил Щербаков. – Согласно Уставу о противодиверсионных мероприятиях. А то ведь в подобной машине запросто могут десять пудов тротила заложить и оставить на полчасика постоять, пока тикает будильник фирмы «Павел Буре». Были ведь прецеденты.

– Хм.

Я по-новому взглянул на бетонную стену. А ведь она, голову даю, спроектирована особым способом, вроде многослойной танковой брони, способной многократно глушить взрывную волну. А сверху еще и всякими хитрыми датчиками утыкана вроде тех, которые нас учили дурить с помощью ножа, куска проволоки и расейской смекалки.

Оставив «патрульчик» отдыхать за счет Третьего управления – на казенной стоянке за казенный счет, это ж придумать надо! – мы вернулись к зданию штаба. Караульный у ворот мельком взглянул на мою бляху сотрудника криминальной полиции и удостоил меня кивка – проходи, мол, не задерживайся. Зато удостоверение Щербакова он изучил чуть ли не под микроскопом. Хотя, учитывая давнюю «дружбу» между армией и тайной полицией, очень может быть, что он видит подобное удостоверение в первый раз.

Наконец караульный признал свое поражение.

– Можете проходить, – как мне показалось, с сожалением констатировал он, протягивая Щербакову его карточку. – Идите прямо по дорожке, никуда не сворачивайте.

Напутствовал он нас, должно быть, из чистого злорадства – свернуть с дорожки было, мягко говоря, затруднительно. По обеим сторонам возвышались двусаженные заросли кустов, колючих даже на вид. В глубине зарослей поблескивало что-то металлическое – то ли колючая проволока, то ли очередная сигнализация. Помню, наш взвод как-то целую рощу заплел подобными сигналками вперемешку с учебными минами. У входа в штаб стояла еще пара часовых, еще менее дружелюбная, чем их товарищ у ворот. Тем не менее наши документы выдержали и эту проверку, после которой огромные двери медленно раскрылись, и мы вступили в прохладу, граничащую с холодрыгой, штаба Виленского военного округа.

48