Из Америки – с любовью - Страница 108

108

– Это большая честь для меня – встретить представителя вашей замечательной страны! – продолжал американец. – Вы не представляете, как я рад этому! Если будете хотя бы проездом в Уилмингтоне, обязательно посетите наш клуб славянофилов!

– Какой клуб? – переспросил я.

– Славянофилов! – услужливо повторил Прайс. – Сейчас у нас в стране много таких клубов. Это очень популярно.

– И чем вы занимаетесь? – ошарашенно поинтересовался я.

– О, мы изучаем русский язык… – Тут Захар покраснел и сознался: – Правда, для меня этот язык очень сложен.

– А еще? – отвлек я его от деликатной темы.

– Русскую историю, культуру, – продолжил Прайс. – Мы хотим научиться у вас.

– Чему? – спросил я.

– Тому, что вам позволило нас разгромить, – ответил американец радушно. – Вы не скажете – как, по-вашему, что это было?

Я задумался, как бы ответить, чтобы мой собеседник не обиделся.

– На мой взгляд, у вас очень плохие командиры, – произнес я наконец. – Ваши рядовые не трусливей наших. И стреляют не хуже – не новобранцы, конечно, а ветераны. Но ваших офицеров, начиная с лейтенантов и кончая генералами, словно паралич мозга разбил.

– Были на Аляске? – понимающе полюбопытствовал Прайс.

– Был, – кивнул я. – Очень много ваших погибло зря, исполняя приказы, которые не стоило отдавать.

Мы помолчали немного – тема не располагала к пустой болтовне, и даже говорливый янки чувствовал это.

– У нас в армии, – произнес я наконец, – такое тоже было. Мы с этим долго боролись. И победили.

– И мы победим, – уверенно заявил Прайс.

– Меня, признаться, немного удивило, что у вас существуют подобные кружки, – проговорил я, чтобы сменить тему. – Обычно победителей не любят.

– Ну что вы! – отмахнулся Захар. – Мы, американцы, народ незлопамятный. Я вам скажу больше – многие промышленные магнаты поддерживают нашу деятельность.

Я удивленно поднял брови. Это уже что-то новенькое! Мне казалось, что такими политическими фортелями славится лишь моя родина.

– Вот «Дженерал моторс», например, регулярно жертвует крупные суммы Союзу славянофилов. Это всеамериканское объединение клубов. Да и многие другие в этом замечены.

– Случайно, «Стадлер кемиклз» в этом списке нет? – полушутливо поинтересовался я.

– Эти? – мой собеседник скривился, будто в рот ему брызнули желчью. – Ни доллара не дали, ни цента! Наймиты проклятые.

Я было решил, что мистер Прайс лично ездил клянчить деньги в «Стадлер». Но оказалось, что для неприязни у него была совершенно иная причина.

– Кстати, месье Щербаков, – проговорил он, воровато озираясь, – вы не ответите на один… опасный вопрос?

– Отвечу, если только это не личный вопрос, – необдуманно бросил я.

Захар Прайс еще глубже вжался в кресло и прошептал:

– Как у вас в России решается еврейская проблема?

Сказать, что я опешил, – мало. Я чуть с кресла не скатился. Давно мне не задавали подобных вопросов, с тех пор, как я внедрялся в национал-социалистическое подполье.

– У нас с евреями проблем нет, – ответил я.

– Ну как же! – возмутился Прайс. – А засилье иудейского капитала?! А гнусные инсинуации объевреенных британских политиканов? А происки международного социализма, империализма и сионизма?! Проклятые kikes сосут кровь Америки, мы задыхаемся под ярмом…

Он еще минуты две распространялся на ту же заезженную тему, пока я не перебил его:

– Мистер Прайс, вы уж извините, но как, по-вашему, России удалось избежать этого разорения?

– Кардинальными мерами! – воскликнул Прайс так громко, что на него начали оглядываться. – Самыми жесткими мерами! Конечно, и ваша империя не свободна от иудейского влияния, но, ведомая ортодоксальным христианским государем…

Никак не могу понять, почему православная церковь называется по-английски «ортодоксальной». Если мы – ортодоксы, то все остальные, очевидно, еретики. Так что же они в этом признаются?

– Мне очень жаль вас разочаровывать, мистер Прайс, – сказал я, как мог, ласково. – Но у нас в свое время пытались решать еврейскую проблему. Это происходило, когда мы были страной бедной и малозначимой. А когда стали великой державой не на словах, а на деле, проблема отпала.

– Так это потому, что вы ее решили! – уверенно возразил Захар Прайс.

– Нет, – покачал я головой. – Потому что ни один народ не признается, что сам виноват в своих бедах. И всегда срывает зло на соседях, тех, кто живет рядом, но не такой, как они. Когда беда проходит, зло срывать уже незачем. Вы не волнуйтесь так. И ваша страна выйдет из тупика, и тогда вам не придется забивать себе голову идейками, за которые в моей стране, – я все же не удержался, чтобы не поддеть этого славянофила, – уж простите великодушно, могут и по лицу ударить.

Несколько секунд Прайс переваривал услышанное.

– А вы сами, случайно, не еврей? – поинтересовался он подозрительно.

– Нет. – Я покачал головой. – У меня если кто и есть в роду, так калмыки и татары. А вы? Знаете, с таким именем…

Наступила еще одна пауза, после чего мой сосед просветлел лицом и, торопливо пробормотав: «А вот и Уилмингтон, извините, мне сходить, если будете – заходите…», сорвался с кресла и побежал к лесенке на первый этаж автобуса. Я бросил ему вслед прощальный взгляд и хихикнул. Странные все же типы попадаются в дороге путешественникам.

Уилмингтон незаметно перетек в Филадельфию – во всяком случае, городской черты я так и не увидел. Кейт говорила, что в этом городе есть на что посмотреть – какие-то исторические места. Но то ли американка прихвастнула, то ли все эти места мы объехали на кривой козе, смотреть за окнами было совершенно не на что, кроме однообразных беленьких домиков, перемежающихся однообразными заводскими территориями.

108