Внезапно Щербаков поднял руку.
– Что?.. – начала я.
– Тш! – нетерпеливо оборвал меня русский.
Из-за поворота донеслись шаги. Мой спутник скривился, будто хотел сказать: «Ну вот, путаются под ногами».
Дальнейшего я никогда не забуду. Охранник, наверное, заслышал что-то, потому что выскочил из-за угла как ошпаренный, размахивая пистолетом. Щербаков сделал три быстрых шага вперед и ударил. Не припомню, рукой или ногой – слишком быстро это произошло. Охранник рухнул как подкошенный, и русский агент проворно оттащил его к креслу.
– Задремал, болезный, – пробормотал он, проверяя пострадавшему пульс. Еще бы, от такого удара не то что в нокаут на тот свет отправишься. – С кем не бывает.
Я приободрилась. Если мистер Щербаков разделывается так со всеми встречными охранниками, то наш визит к сенатору грозит превратиться в увеселительную прогулку. Р-раз – и в нокаут! И черт с ним, с патриотизмом. Когда твоя страна вытирает о тебя ноги, даже не глянув, трудно оставаться патриоткой.
А эти русские, что бы о них ни думать, патриоты. Вот и гадай, то ли это загадочная славянская душа, то ли просто страна о них valenki еще не вытерла?
Меня что-то понесло вперед, однако Щербаков резко остановил меня.
– Сейчас, – прошептал он четко, – будет второй.
Я собиралась спросить: «Второй – кто?», но наткнулась на ледяной взгляд и осеклась.
Через полминуты из-за угла донесся ленивый голос:
– Бак, ты где?
Молчание.
– Бак, где тебя носит? Хорош шутить.
Щербаков промычал что-то неразборчивое.
– Чего-чего?
– Мм-ммм!
После столь выразительного ответа второй охранник вышел из-за поворота, упирая руки в бедра – наверное, собирался распекать несознательного Бака. Щербаков уложил его двумя пинками.
– Еще будут? – деловито прошептала я.
– Не должны, – спокойно ответил русский. – Охранники обычно ходят парами. Только второй, заметив, что первого нет, должен сразу поднимать тревогу. Дилетанты, что вы хотите.
Это охрана сенатора для него – дилетанты? Он хоть знает, как этих парней выбирают? По какому конкурсу?
Наверное, я заразилась от своих русских их безумной логикой, потому что мне пришло в голову – а может, их не по тем критериям выбирают? Надо будет спросить у Заброцкого, какие экзамены он сдавал в своем сибирском полку. Когда выйдем отсюда. Если выйдем.
– Куда теперь? – поинтересовалась я.
– Искать кабинет, – ответил Щербаков. – Тут я доверюсь вашему чутью. Кстати…
Он отворил ближайшую дверь – это оказалась, кажется, гостевая комната, потому что всю мебель в ней покрывали чехлы, – и без натуги затащил туда обоих незадачливых охранников, после чего связал им руки крест-накрест шнуром от настольной лампы и заткнул рты импровизированными кляпами.
– Спите, родимые, – пробормотал он, отряхиваясь. – Так они у меня долго развязываться будут. Во всяком случае, их раньше искать начнут. Пойдемте, мадемуазель.
И что он привязался со своей мамзелью?! Нашел француженку.
Я брела вдоль череды дверей, оглядывая каждую. Не знаю, какой инстинкт меня вел, но, пройдя мимо четырех, около пятой я остановилась так резко, что шедший за мной русский едва не наступил мне на пятки.
– Здесь, – без тени сомнения произнесла я. Щербаков постоял мгновение, прошептал «Отлично» и без стука распахнул дверь.
Спрыгнуть с поезда особого труда не составило. Если бы я так не дергался за сохранность «оптики», мог бы и раньше соскочить. В конце концов натаскивали меня и не на таких скоростях. Но, имея на руках хрупкий инструмент, пришлось подождать, пока этот, нельзя же не сказать, эшелон, чуть ли не затормозил на повороте, и только тогда – прыгать.
А в общем, решил я, этап отрыва тоже прошел успешно. Полагаю, что никто не сумел засечь меня на станции, а проводника я застращал на совесть, минуты три тыча ему под нос по очереди фэбээровское удостоверение и «вессон». Не думаю, чтобы у него раньше чем через пару часов челюсть отклеилась.
А мне больше часа и не нужно.
С машинами пока придется завязывать. Только что мы минут двадцать ехали параллельно дороге, и машин полицейских на ней – что блох на собаке. Чуть ли не в прямой видимости. Прям-таки хочется встать во весь рост и возгордиться собственной популярностью.
Зато, похоже, в мозгах аборигенов мысль, что перемещаться можно без помощи колес, просто не укладывается.
По крайней мере, к такому выводу я пришел чуть погодя. Вне дорог никакой разумной деятельности по розыску преступников не велось вообще. За несколько часов мне пришлось залегать всего два раза – один, когда неподалеку прожужжал винтокрыл, но, судя по тому, что больше я его даже не слышал, он не местность прочесывал, а просто летел куда-то по своим винтокрыльим делам. Второй – когда чуть не нарвался на небольшую толпу, сошедшую, казалось, прямиком со страниц «Тома Сойера» – несколько десятков местных пейзан с дробовиками и собаками. Хотя, конечно, может, это я заблуждаюсь и они в самом деле ловят беглого негра – в этой Америке все может быть! Не за кровавым же бандитом герром Шредером они гнаться собрались? Собачки тут им не подмога. Да и вообще, как можно гражданских к этому привлекать? Ну встретят они опасного преступника, ну положит он половину, вторая в ужасе разбежится – и что?
Помню, у нас, когда я только начинал действительную, тоже побег случился. Бегут на самом деле не так уж редко. Добегают, правда, еще реже, а скорее и вовсе. Тот раз я запомнил, потому что сам видел.