Десятеро с этапа рвануло. Обычный был этап, каторжный, но все по второй-третьей ходке, а там сроки такие, что еще подумаешь – не лучше ли сразу на уран, конец тот же, а мучиться все ж поменьше.
Так вот, рвануло десятеро, под вечер. Из них троих – а заодно и кучу неповинного зверья – положили ночью вертолеты с теплоскопами. А с утра по тайге пошли поисковые группы – полиции, казачьи, ну и наши егеря. Нас, «молодняк», взяли как резерв, сам не знаю на кой – никто бы нас на пули, понятно, не пустил.
Но это я понял уже потом, а тогда, в тесном кузове грузовика, я судорожно сжимал вспотевшими ладонями ложе винтовки и с замиранием сердца вслушивался в доносящееся сквозь треск.
– Ну что там?
– А-а, сука, отстреливается. Сдавайся!
– Ну что он?
– А-а, мать-перемать.
– Кончайте с ним.
– Сдавайся, придурок, жизню же… А-а, х… с тобой. – И выстрел, окончательный, как точка.
Выловили еще пятерых – тайга большая, да дорог в ней мало, – а двое сгинули, и только три месяца спустя во Внутренней Монголии к пылающему костру выполз скелет в лохмотьях, ничем, кроме этих лохмотьев, с человеком не схожий.
Тогда вот я ощутил это странное, греховное, но такое захватывающее, пьянящее чувство охоты на самую опасную, умную и свирепую дичь – на человека.
Вы тоже его испытываете, наверно, господа охотнички! Что ж, пожалте. Вам еще предстоит усвоить пару уроков. Например, что на тигра не ходят с дробовиками. И флажками от него не отгораживаются.
На тигра вообще лучше не ходить. Опасно!
В других обстоятельствах изумленное выражение на лице сенатора вызвало бы у меня здоровый смех. А в тот момент меня больше всего волновало, чтобы он не начал кричать или, не приведи господи, сопротивляться. Поэтому я рванулся к нему, точно бешеный бык, и перехватил его руку аккурат в тот миг, когда она нырнула в ящик стола.
– Вот пистолетик положите, – убедительно произнес я, от волнения забыв, что говорить надо по-английски. Долгое общение с мисс Тернер только подкрепило меня во мнении, что все иностранцы обязаны понимать язык Пушкина.
Сенатор, правда, понял без перевода – или его просто устрашила моя озлобленная физиономия. Запястье его обмякло, и я осторожно вытащил его руку на свет.
– Встаньте, сенатор, – предложил я, переходя на понятное ему наречие. – Пройдите и сядьте вон в то кресло.
Кресло стояло у стены, и на расстоянии вытянутой руки от него в обе стороны не было ничего легче тяжелой бронзовой вазы.
– И не надо кричать, – предупредил я. – Это может плохо кончиться.
– Вы… вы… – Губы сенатора дрожали. Он был напуган чуть ли не до смерти. Оно и неудивительно, когда привыкнешь, что твой дом – твоя крепость, осознание своей ошибки особенно болезненно.
– Отвечайте только на мои вопросы, – приказал я. – Мадемуазель Тернер, присядьте тоже. Чувствую, разговор у нас будет долгий.
На самом деле мы не могли рассиживаться. Если бы я связал всех охранников в доме, и то мы не были бы в полной безопасности. А отсутствие всего троих будет замечено не позднее чем на пересменке. То есть часов в восемь. Однако признаваться в этом перед нашей жертвой я не стал.
– Итак, сенатор… – Я выдержал паузу. Рассчитывать на помощь Андрея, как с господином Брантом, я не мог. Мне надо было сломать сенатора с первых же фраз.
– Что вам нужно? – хрипло прошептал Аттенборо.
– Сведения, – ответил я. – Я хочу знать, что вы намерены притащить в наш мир из патахронных линий.
Сенатор обмяк. Я нащупал верную линию. Привыкший к подчинению, Аттенборо тушевался, стоило надавить посильнее – обычное дело для мелких тиранов.
– Мы… – промямлил он.
– Короче, – приказал я негромко, но с такой – и отнюдь не наигранной! – яростью, что Аттенборо подавился. – Какой мир вы выбрали для контакта? – поинтересовался я. – Уж конечно, не патахрон после Второй мировой войны. И вряд ли – мир, отставший от нашего в технике. Значит, мир диктатур или мир богатых, развитых Соединенных Штатов. Полагаю, очевидный ответ является и верным?
Аттенборо дергано кивнул. Кейт присела на край стола и, как девчонка, заболтала ногами. Похоже было, что в отношении сенатора она испытывает не столько сочувствие, сколько злорадство.
– И какую помощь вы рассчитывали оттуда получать? – продолжал я допрос.
– Мы вышли на контакт с тамошними органами безопасности, – ответил Аттенборо, заикаясь. – Это прошоло недавно, и, похоже, они не до конца поверили нам, а мы, по понятным причинам, не открыли им секрет порталов. Но мы заручились их поддержкой, хотя и не безоговорочной. В их мире тоже не покончено со слюнтяями и предателями американской мечты.
– Я сказал – короче! – рыкнул я.
– Короче… – Вот короче-то сенатор говорить и не привык, привычка по всякому поводу соскальзывать в демагогию играла с ним дурную шутку, – Нам выделили группу профессиональных агентов Си-ай-эй… Центрального разведывательного управления…
Я не стал спрашивать, какого управления. Семьдесят лет иной истории могли породить новые государства, что уж говорить о новых конторах.
– Мы перебросим их через портал прямо в точку встречи, – продолжал сенатор уже увереннее. – А после выполнения задания – вернем обратно. Они не оставят следов, а это очень важно.
– Какое задание они должны выполнить? – спросил я. – И когда?
– Завтра в полдень, – ответил сенатор с подозрительной готовностью и замялся, будто отвечать на вторую часть вопроса ему было невмочь.